Спор новсерваторов и консертантов 05
В этом он не связывает себя никакими приличиями и бесчинствует, как хочет, постоянно создавая какой-то бред, но этот бред всегда нами легко принимается, потому что – как же не верить собственному разуму?
Например, поставим вопрос: к каким реальным объектам физического мира можно применить такие физические атрибуты, как: длинное, короткое, лишнее, недостаточное, избыточное; рваное, цельное, сплошное, разбитое на куски; большее или меньшее друг друга; имеющее в себе зазоры, интервалы, отрезки; разное между собой, равное, одинаковое, неопределенное, точное; тянется, сжимается, сокращается, растет, увеличивается, ускоряется, замедляется; начинается в одном месте и заканчивается в другом; идет, несется, ползет, бежит, течет, движется вперед, назад, по кругу, стоит на месте; имеет середину, а также все другие промежуточные части – треть, четверть и любую долю; собирается как сумма своих частей и делится на разные части; измеряется в числовых данных и эти размеры складываются, делятся, умножаются и вычитаются.
К каким физическим объектам всё это можно приложить в качестве сказуемого или определения? Да не счесть к каким, естественно.
Но – какие вещественные основания могли бы навеять разуму эту крамолу, что сугубо количественные определения, можно приклеить к такому, абсолютно невещественному явлению, как Время?
Какой вещественный состав Времени мог бы, по аналогии со свойствами реальных объектов, навести разум на смелое допущение, что в ментальном понятии всё должно описываться точно также, как в физическом и природном? Никакой. Это он сам так положил. Его каприз. Хозяин – барин.
Ему неважно, что находится перед ним – вещественный или умственный материал. Он обработает их одинаково. И это не встанет ему ни в копеечку. Он сделает это абсолютно естественно и безо всяких затруднений, потому что ему его поведение, наоборот, представляется крайне прогрессивным, полезным и единственно правильным.
Такой невольный и безгрешный мистификатор. Нет ни одного факта действительности, который он не исказил бы в угоду собственным исконным настройкам, едва к чему-либо прикоснется.
И, в чем же проблема?
Проблема в том, что именно данная, органическая неспособность дотелесного разума сказать о мире хоть какую-то правду, именно данное его благочестивое рвение во всём нам помочь и всё, при этом, обязательно извратить, становится основой для каждого нашего очередного планетарного мировоззрения, которое обещает нам молочные реки, но превращается ни во что.
Всякий раз, обожествляя надвигающуюся мощь нового знания, мы воспаряем к нему на крыльях, скрепленных воском, после чего, грохнувшись оземь, бьем посуду в этом шапито, чтобы тут же, на том же месте, расставить новую в «новом порядке» по результатам нового старого розыгрыша о новом «окончательно правильном знании».
Происходит это именно потому, что фундаментальное свойство дотелесного разума состоит именно в том, что он всегда изначально только обманывает нас, даже не специально, а просто по бессилию своей души сделать что-то иное. Это самый честный и самый неподкупный обманщик, чей обман лишь периодически раскрывается коллективным разумом «текущего Я», чтобы всё поправить, но снова впасть в следующий обман.
И этот танец будет вечным, потому что – как же не верить собственному разуму?
И суть этого познавательного диалога между двумя разумами никогда не изменить. Это так и будет всегда продолжаться.
Отсюда мы несколько раз пережили так называемые «научные революции», «революции религиозных представлений», «революции сознания», «перевороты научных представлений», «классику, модерн, постмодерн», разные «смены» культурных, цивилизационных и прочих «эпох», но научились только тому, что после каждого погрома увлеченно возводим на старом месте фарфоровые монументы новым богам, думая, что эти, уж – никогда не разобьются.
При этом мы исходим из того, что нас подвел неправильный старый материал знания, и восполняем свои надежды на успех ожиданием нового, правильного материала, который на новом витке познания должен будет нам сделать всё хорошо, или почти всё хорошо.
Мы грешим на материал, не понимая, что никаким новым материалом ничего не решишь – он никогда не будет новым.
Надо понять, что аппарат сознания не может создавать для нас ничего нового, какой бы новый состав смеси мы в него не забросили. Из всего нового будет сшито одно и то же, старое по смыслу, платье. Разве что, в новом фасоне и в новой ткани. Но это будет то же самое платье по своей смысловой сути.
Мы всегда получаем лишь старое содержание, обманутые прелестью новых форм. Лишь перелицовываем старые стены, воображая, что строим новые.
Стены – те же.
|