Главная
 |
 |
|||||||||||||||
 |
|
|||||||||||||||
      |
||||||||||||||||
Начало 01
Самый трудный вопрос - детский вопрос. Каждый из нас уже давно заметил, что, сталкиваясь с вопросами детей, мы обнаруживаем, что весь накопленный нами запас знаний становится абсолютно непригодным для формулировки возможных ответов. Находясь в положении взрослого, в положении важного носителя непререкаемых истин, мы зачастую ничем не можем подтвердить своих прав на утверждение этих истин, поскольку, требуя от ребенка подчинения сложным для него установлениям, исходящим от нас к нему, мы в большинстве случаев не можем объяснить ему даже самого простого, восходящего от него к нам. Возникает полное ощущение беспомощности оттого, что знаешь слишком много о совершенно второстепенном и ничего не знаешь о самом главном. А чаще всего даже и о второстепенном мы знаем недостаточно много для того, чтобы от него можно было хотя бы логически перейти к чему-либо главному. Такое "знание" вполне тождественно незнанию. Например, чтобы ответить ребенку доступно и просто на его вопрос - "почему небо синее?", необходимо ясно и досконально знать о небе все, что можно вообще о нем знать на самом высоком уровне. Только в таком случае полнота наших знаний позволит выделить из себя центральное и простое понятие, зерно явления (в данном случае - синевы неба), отбросив при этом все сопутствующие и, лишь добавочно характеризующие его, пояснения. Выразить суть. Иначе ребенок ответа либо не примет, либо не поймет, либо заскучает от его долгих объяснений.
Странная вещь - нам легче ответить, что такое трансформатор, чем объяснить, отчего у собачки есть хвост, а у нас - нет. По-честному говоря, нам нечем кичиться перед детьми - может быть, мы и знаем что-то, чего они не знают, но мы при этом не знаем того же, чего не знают они. Каждый раз, когда их что-то интересует, и они подключают нас к поиску ответа на свой вопрос, мы лихорадочно начинаем додумываться до тех истин, которые, как нам казалось до этого, для нас - совершенно ясны. Мы вынуждены вдруг по новой объяснять самому себе то, что вполне считалось до этого не требующим никаких объяснений в силу своей очевидности. Очевидное, вдруг, становится совсем даже и неочевидным! Интересно еще и то, что первая реакция на детский вопрос у нас такая бравадно стартовая, снисходительно доброжелательная, вот, мол, я сейчас тебе все расскажу, разложу по полочкам, и ты поймешь, - как это просто. Затем, уже в следующее мгновение, мы застываем в паузе склеротика, бодренько поднявшего телефонную трубку, и забывшего, - зачем он этот дикий поступок совершил? А поначалу мы очень даже уверены в своей компетентности.
Откуда у нас эта спокойная уверенность в том, что мы что-то знаем, пока нас не потревожит ребенок, и мы обескуражено не поймем, что не можем эти уверенные знания, не напрягаясь, сходу и прозрачно сформулировать? Дети постоянно показывают нам, что мы не знаем того, что мы знаем. Мы знаем очень много о том, чего мы совсем не знаем, (например, о том, как надо руководить страной, как быть министром финансов, как снимать кинофильмы, кого брать в сборную по футболу, как бороться с преступностью и вести дела с иностранными державами и т.д.), но ничего не знаем о том, что знаем, например, о том - почему арбуз красный. Чем конкретнее вопрос, интересующий детей, тем меньше шансов у нас быть с ними столь же конкретными.
Им всегда легче задать нам конкретный вопрос, чем нам дать на него конкретный ответ. Впрочем, не легче давать конкретные ответы даже на их самые неконкретные вопросы. Наибольшая сложность этих вопросов состоит в том, что ребенок не задает вопросов "зачем". Здесь мы с легкостью и мастерски объяснили бы все. Куда, что и как можно использовать и применять, мы готовы учить всех детей всей планеты на специальных курсах у себя на дому по удобному для клиента расписанию. Простому гвоздю мы готовы найти тысячу оригинальных применений. Но им этого не надо. Для ребенка все то, что он видит перед собой, и без наших инструкций, - исходно данное, а, следовательно, потенциально необходимое и неоспоримо применимое. Ребенку интересно знать - "почему". Он ищет ПРИЧИНУ, а причина у всякого явления всегда только одна, конкретная. Не может что-то одно возникать сразу по
Потому, что это именно тот вопрос, который нам сейчас, в начале пути, нужен. Потому, что детский вопрос, несмотря на его трудность, - самый правильный вопрос, ибо его конкретность взывает собой к сути. Знаем ли мы ответы на детские вопросы? По большей части, - не знаем. Следовательно, мы не знаем самой сути окружающих нас вещей. Мы преспокойненько живем в мире, которого не знаем, не отдавая себе в этом отчета! Наше положение напоминает положение экскурсовода палеонтологического музея, взявшегося проводить экскурсию в музее изобразительных искусств. Он может рассказать многое о мастерстве художников в точном изображении челюстей, конечностей, мышц и других анатомических принадлежностей персонажей картин и скульптур, однако, назначение изобразительного искусства, все-таки, далеко от задач документальной фиксации физиологических признаков отдельных особей, пусть даже и в красочной, захватывающей форме.
Прочему мы не ощущаем постоянной ущербности своих знаний? Как мы можем жить, не понимая чего-то главного о своей жизни? Почему это происходит? Почему мы не ищем сути всего, окружающего нас? Потому, что, во-первых, когда мы в младенчестве докапывались до этой сути, наши взрослые нам не помогли. Сами ничего не знали. И нас заставили все принимать на веру. А ребенок очень доверчив. Ему сказали, что его зовут "Коля", и он верит этому до конца своих дней. Ему отвечают на все его вопросы - "так надо", и он привыкает к этому ничего не объясняющему объяснению. Привычка становится жизненной позицией. Все, что есть вокруг, - "так надо", лишь бы был авторитет, который это произнес. Ему, авторитету, виднее, надо просто слушаться и верить.
Повзрослев, мы сталкиваемся с необходимостью самим давать ответы на свои "почему", и уходим от этого, как всегда уходим от всего сложного, если есть к услугам готовое и простое. А готовых ответов вокруг пруд пруди, и все они подтверждены авторитетом их массового признания. И мы послушно, по закону толпы, принимаем общепринятую версию ответов на свои вопросы, и, в этом гипнозе утвержденных кем-то для нас истин, уже саму причину, которую искали ребенком, принимаем как исходно данное, потенциально очевидно где-то существующее, но не актуальное, потому что ее действие, где-то в прошлом, для нас уже реализовалось. А нас больше влечет розовое будущее или интригующее настоящее.
Однако, не зная причины того, почему все вокруг таково, каково оно есть, уверены ли мы в своей правильной ориентации среди окружающих нас проявлений этой самой причины? Так ли авторитетен тот авторитет, который установил для нас эти истины? То ли мы видим своим взором, что должны видеть на самом деле? Почему мы повсюду видим заботливо сформированные для нас, удобоваримые понятия, но ни одно из них не отвечает на детский правильный вопрос, - почему? О причинах мы ничего не знаем. Да и не до них нам, - надо занимать место под солнцем. Но если мы ушли от определения причины, то не ушли ли мы и от определения своего истинного места во всеобщем процессе, порожденном ею? И под тем ли солнцем это место? |
||||||||||||||||
 |
||||||||||||||||
Главная |
При использовании материалов |
|||||||||||||||
