Настало время для последней главы «Метафизики», хотя на самом деле о том, что эта глава последняя, не знал даже Аристотель, ибо он вообще не знал о том, что у него есть такая книга, как «Метафизика». Последователи Аристотеля через три века после его смерти собрали некий корпус произведений, от которых в свое время отказались издатели, сложили в одну книгу и назвали – «Метафизика». Благодаря этому, и еще некоторым обстоятельствам, труды были скомпонованы так, как поняты, и поэтому везде предупреждается, что данная книга «лишена цельности и связности». Но читать эту книгу – не совсем пустое дело, как мы это уже могли заметить. Дочитаем.

Можно было бы также поставить вопрос, какая польза от чисел в том, что смешение выражено в числе – либо в легко исчисляемом, либо в нечетном. На самом деле, смесь меда и молока нисколько не станет более целительной, если их соотношение будет равно 3:3, а она была бы более полезна, если бы без всякого [определенного] соотношения сделали ее более жидкой, чем если соотношение смеси выражено определенным числом, но напиток будет крепким. Далее; соотношения смеси заключаются в сложении чисел, а не в [умножении] чисел, например: 3 + 2, а не 3X2. Ведь при умножении должен сохраняться один и тот же род и, следовательно, должен измеряться через 1 тот ряд, который может быть выражен через 1X2X3, и через 4 – тот, который может быть выражен через 4X5X6; поэтому все произведения, [в которые входит один и тот же множитель], должны измеряться этим множителем. Следовательно, не будет числом огня 2X5X3X6 и в то же время числом воды 2X3.

Можно было бы также поставить следующий вопрос пифагорейцам – какая польза от ваших чисел, если принимать их за начала вещей, например, в том, что в числах выражаются различные смешения различных элементов не просто так, а всегда именно в каком-либо легко исчисляемом числе, или в каком-либо нечетном числе. Ведь на самом деле, смесь меда и молока, например, нисколько не станет более целительной, если их соотношение будет равно, скажем, такому строгому и красивому, как 3:3. Эта смесь была бы более полезной, если бы готовилась грубо и приблизительно, т.е. вообще без задач математического соотношения, просто на глазок, но была бы более жидкой, вместо того, чтобы выдерживать строгое числовое соотношение 3:3 в ущерб делу, поскольку напиток при этом становится слишком крепким. Далее; соотношения смеси заключаются в сложении чисел, а не в их умножении, например: смесь составляется по принципу «3 элемента + 2 элемента», а не «3 элемента X 2». Ведь при умножении должен сохраняться один и тот же исходный род элемента, к которому ничего не прибавляется, чтобы с ним смешаться, и этот элемент просто увеличивает ряд своего присутствия, и, следовательно, через 1 (единицу), например, должен измеряться весь ряд, который может быть выражен через 1X2X3, а через 4 (четверку) – тот, который может быть выражен через 4X5X6, т.е. всё должно выражаться по первому роду, подвергнутому умножению; поэтому все произведения, в которые входит один и тот же множитель, должны измеряться первым множителем. Следовательно, не будут числом огня «2X5X3X6» и в то же время числом воды «2X3», потому что первый род у этих выражений один и тот же – 2, а элементы огонь и вода противоположны.

А если необходимо, чтобы все было связано с числом, то необходимо, чтобы многое оказывалось одним и тем же, и одно и то же число – для вот этой вещи и для другой. Так есть ли здесь число причина и благодаря ли ему существует вещь или это не ясно? Например, имеется некоторое число движений Солнца, и в свою очередь число движений Луны, и число для жизни и возраста у каждого живого существа. Так что же мешает одним из этих чисел быть квадратными, другим – кубическими, в одних случаях равными, в других – двойными? Ничто этому не мешает, скорее необходимо [вещам] вращаться в этих [числовых отношениях], если все связано с числом. А кроме того, под одно и то же число могли бы подходить различные вещи; поэтому если для нескольких вещей было бы одно и то же число, то они были бы тождественны друг другу, принадлежа к одному и тому же виду числа; например, Солнце и Луна было бы одним и тем же. Однако на каком основании числа суть причины? Есть семь гласных, гармонию дают семь струн, Плеяд имеется семь, семи лет животные меняют зубы (по крайней мере некоторые, а некоторые нет), было семь вождей против Фив. Так разве потому, что число таково по природе, вождей оказалось семь или Плеяды состоят из семи звезд? А может быть, вождей было семь, потому что было семь ворот, или по какой-нибудь другой причине, а Плеяд семь по нашему счету, а в Медведице – по крайней мере двенадцать, другие же насчитывают их больше; и X, Ps, ? они объявляют созвучиями, и так как музыкальных созвучий три, то и этих звуковых сочетаний, по их мнению, тоже три, а что таких сочетаний может быть бесчисленное множество, это их мало заботит (ведь GR также можно было бы обозначать одним знаком). Если же [они скажут, что] каждое из этих сочетаний есть двойное по сравнению с остальными [согласными], а другого такого звука нет, то причина здесь в том, что при наличии трех мест [для образования согласных] в каждом из них один [согласный] звук присоединяется к звуку S, и потому двойных сочетаний только три, а не потому, что музыкальных созвучий три, ибо созвучий имеется больше, а в языке больше таких сочетаний быть не может. В самом деле, эти философы напоминают древних подражателей Гомера, которые мелкие сходства видели, а больших не замечали. Некоторые же говорят, что таких сходств много, например: из средних струн одна выражена через девять, другая – через восемь, и точно так же эпический стих имеет семнадцать слогов, равняясь по числу этим двум струнам, и скандирование дает для его правой части девять слогов, а для левой – восемь; и равным образом утверждают, что расстояние в алфавите от альфы до омеги равно расстоянию от самого низкого звука в флейтах до самого высокого, причем у этих последних число равно всей совокупной гармонии небес. И можно сказать, что никому бы не доставило затруднения указывать и выискивать такие сходства у вечных вещей, раз они имеются и у вещей преходящих.

А если так уж необходимо, чтобы всё в мире было связано с числом, как со своим началом, то тогда необходимо и то, чтобы многое, что на деле не одно и то же, по пифагорейской теории оказалось бы одним и тем же, поскольку одно и то же число может выскочить в качестве родового числа в расчетах и для вот этой вещи, и для другой. Но тогда, разве есть основания считать, что число здесь причина, и, разве Благодаря числу существует каждая вещь, и, разве еще не ясно, что это совсем не так? Например, имеется некоторое число движений Солнца, и, в свою очередь, число движений Луны, и число для жизни и возраста у каждого живого существа. И, что помешало бы одним из этих чисел, вдруг, возвестись в квадрат, другим – в куб, или, в одних случаях, стать вообще равными друг другу, а в других – двойными? Ничто этому не только не мешало бы, но даже требовалось бы в порядке вещей, поскольку была бы четкая необходимость, чтобы вещи и явления мира обращались в тех же закономерностях, в каких обращается число, поскольку этот мир – число, которое должно существовать по математическим закономерностям. А, кроме того, повторим, что под одно и то же число могли бы подходить самые различные вещи; поэтому если для нескольких вещей было бы одно и то же видовое число, то они были бы тождественны друг другу, если бы принадлежали к такому одному и тому же числу; например, Солнце и Луна были бы одним и тем же, если бы принадлежали к какому-то одному виду числа, ибо число – начало и причина. Однако непонятно вообще – на каком основании в этой теории число считается причиной? Ну, да, есть числовые сходства: есть семь гласных, а семь струн дают гармонию, и Плеяд имеется семь, семи лет животные меняют зубы (по крайней мере, некоторые, а некоторые и нет), против Фив было семь вождей. Но разве же из-за того, что таково по природе число «семь», под Фивами оказалось вражеских вождей семь, а Плеяды состоят из семи звезд? А, может быть, вождей было семь только потому, что у Фив было семь ворот, через которые надо было в них ворваться, или по какой-нибудь другой причине, а Плеяд семь только по нашему счету, поскольку Плеяды – это, вообще-то, условно созданный нами небесный объект, состоящий на самом деле из живущих самих по себе звезд, которые даже не знают, что они образуют Плеяды; а такой же точно объект, как Медведица, содержит звезд вообще не семь, а, по крайней мере, двенадцать, другие же созвездия вообще насчитывают звезд в своем составе еще больше; и три буквы сдвоенного звучания – X (кс), Ps (пс), ? (дс) – пифагорейцы объявляют созвучиями потому, что, дескать, если музыкальных созвучий три, то и этих звуковых сочетаний, по их мнению, тоже три; а то, что таких сочетаний может быть бесчисленное множество, это их мало заботит (ведь созвучие GR, скажем, также можно было бы обозначить отдельной буквой и включить в алфавит отдельным знаком). Если же они скажут, что, все-таки, таких специфичных звуков, которые употребляются только как двойные звуки, у нас только три, а все остальные согласные употребляются и в сочетаниях, и по отдельности, то причина здесь только в том, что в организме человека существует три места для образования согласных звуков (гортань, зубы и губы), и в каждом из этих мест характерный для них согласный звук присоединяется к звуку S, и только поэтому двойных сочетаний именно три, а не потому, что музыкальных созвучий три, ибо созвучий имеется больше, а в языке больше таких сочетаний быть не может просто физиологически. В самом деле, эти философы напоминают древних подражателей Гомера, которые мелкие сходства видели, а больших не замечали. Некоторые же говорят, что таких числовых сходств слишком много, чтобы не обращать на них внимания, например: из средних струн одна выражена через девять, другая – через восемь, и точно так же эпический стих имеет семнадцать слогов, равняясь по числу этим двум струнам, и скандирование дает для его правой части девять слогов, а для левой – восемь; и равным образом утверждают, что расстояние в алфавите от альфы до омеги равно расстоянию от самого низкого звука в флейтах до самого высокого, причем у этих последних число равно всей совокупной гармонии небес. И уверяю вас, что никому из них, дай им волю, не доставило бы затруднения указывать и выискивать такие сходства даже у вечных вещей, раз уж они имеются и у вещей преходящих.