Аристотель «Метафизика» (выборочные места) 31
МЕТАФИЗИКА. КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ (Г). ГЛАВА 4.
|
Есть, однако, такие, кто, как мы сказали, и сам говорит, что одно и то же может в одно и то же время и быть и не быть, и утверждает, что так считать вполне возможно. Этого мнения придерживаются и многие рассуждающие о природе. Мы же приняли, что в одно и то же время быть и не быть нельзя, и на этом основании показали, что это самое достоверное из всех начал.
|
Находятся, однако, и те, кто, как мы упоминали, не только могут ради красного словца сказать, что одно и то же может в одно и то же время сразу и быть и не быть, но и способны утверждать, что так вполне допустимо полагать на самом деле. Этого мнения придерживаются, кстати, многие, исследующие физическую природу. Мы же для себя будем считать, что твердо приняли за основу невозможность в одно и то же время чему-то и быть и не быть, и на этом основании показали, что внутренняя непротиворечивость – это самое достоверное из всех начал доказательств.
|
|
Так вот, некоторые по невежеству требуют, чтобы и оно было доказано, ведь это невежество не знать, для чего следует искать доказательства и для чего не следует. На самом же деле для всего без исключения доказательства быть не может (ведь иначе приходилось бы идти в бесконечность, так что и в этом случае доказательства не было бы); а если для чего-то не следует искать доказательства, то они, надо полагать, не будут в состоянии сказать, какое же начало считают они таким [не требующим доказательства] в большей мере.
|
Так вот, некоторые требуют, чтобы данное положение было доказано, и требуют они этого по своему невежеству, потому что только невежество не позволяет понять, для чего следует искать доказательства, а для чего не следует. На самом же деле доказательств для всего без исключения быть не может (ведь иначе никакое доказательство не было бы последним, и нас просили бы доказать и это доказательство, и следующее, и приходилось бы идти в бесконечность, так что одно доказательство всегда оставалось бы не доказанным); а если все мы понимаем, что для очевидного не нужны доказательства, то никто из тех, кому не нравится критерий внутренней непротиворечивости, не сможет назвать ничего другого, что было бы столь же очевидно по своей истинности.
|
|
Далее, если относительно одного и того же вместе было бы истинно все противоречащее одно другому, то ясно, что все было бы одним [и тем же]. Действительно, одно и то же было бы и триерой, и стеной, и человеком, раз относительно всякого предмета можно нечто одно и утверждать и отрицать, как это необходимо признать тем, кто принимает учение Протагора. И в самом деле, если кто считает, что человек не есть триера, то ясно, что он не триера. Стало быть, он есть также триера, раз противоречащее одно другому истинно. И в таком случае получается именно как у Анаксагора: «все вещи вместе», и, следовательно, ничего не существует истинно. Поэтому они, видимо, говорят нечто неопределенное, и, полагая, что говорят о сущем, они говорят о не-сущем, ибо неопределенно то, что существует в возможности, а не в действительности. Но им необходимо все и утверждать и отрицать. Действительно, нелепо, если относительно каждого предмета отрицание его допустимо, а отрицание чего-то другого – того, что ему не присуще, – недопустимо. Так, например, если о человеке правильно сказать, что он не человек, то ясно, что правильно сказать, что он или триера, или не триера. Если правильно утверждение, то необходимо правильно и отрицание; а если утверждение недопустимо, то во всяком случае [соответствующее] отрицание будет скорее допустимо, нежели отрицание самого предмета. Если поэтому допустимо даже это отрицание, то допустимо также и отрицание того, что он триера; а если это отрицание, то и утверждение.
|
Далее, если относительно одного и того же было бы истинно говорить всё, противоречащее друг другу, то ясно, что всё было бы одним и тем же. Действительно, тогда что-то одно было бы и гребной лодкой, и стеной, и человеком, раз уж относительно всякого предмета можно нечто одно и утверждать и отрицать, как это необходимо признать тем, кто принимает учение Протагора о том, что человек есть мера всех вещей, и, дескать, поэтому всё, что может себе вообразить или сложить человек в своём мнении, будет истинно. И в самом деле, если кто-то скажет, что «человек это не гребная лодка», то ясно, что он абсолютно прав, и человек, конечно же, не гребная лодка. Но если послушать умников, допускающих, что всё противоречащее друг другу вполне истинно, то, стало быть, прав будет также и тот, кто скажет противоположное первому – что человек это гребная лодка. И в таком случае получается как у Анаксагора: если всё смешано до такой степени, что невозможно выделить отдельные признаки отдельных вещей, то ничего не существует истинно, ибо ни одну из вещей невозможно индивидуально выдернуть из безиндивидуальной массы существующего. Поэтому те, кто допускает возможность взаимно противоречащих определений одного и того же, те говорят о чем-то, полностью неопределенном (и не о том, и не об этом), думая при этом, что говорят они о чем-то сущем. Но на самом деле они говорят о не-сущем, ибо сущее всегда определённо (оно или то, или это) и только в этом определённом виде пребывает в действительности, а всё неопределённое может пребывать только в возможности (оно может стать или тем, или этим), и пока не станет чем-то определённым, оно еще не-сущее. Но сторонникам этого метода необходимо всё одновременно и утверждать и отрицать, потому что у них утверждение и отрицание должны в равной степени высказывать истину, и поэтому выбор между ними недопустим. При этом те, кто полагают, что некий предмет сразу может быть не только тем, что он есть, но и тем, что он не есть, должны последовательно утверждать и отрицать относительно этого предмета вообще абсолютно всё, а не только то, что напрямую к нему относится. Ведь, нелепо, допустив в отношении предмета отрицание такой важности, как он сам, не допускать в отношении него отрицания такой ерунды, как всего, что угодно – даже того, что ему вообще не может быть никогда присуще. Например, если вы считаете правильным по поводу человека сказать, что он «и человек, и не человек», то не менее умным и правильным будет про него сказать, что он тогда или гребная лодка или не гребная лодка: ведь, если допустить отрицание «человек – это не человек», то следует допустить и утверждение, что «человек – это гребная лодка» (потому что, если человек уже не человек, то чем-то же он должен быть в этой жизни: так почему бы и не гребной лодкой?). Однако в этом случае сразу же следует допустить и отрицание «человек – это не гребная лодка» (потому что, если человек уже не человек, то почему ему быть именно гребной лодкой, в самом-то деле?) – т.е. абсурд при нарушении принципа непротиворечивости будет только возрастать. Но самое главное, что при методе уравнивания утверждения и отрицания («человек это и человек, и не человек») мы никуда от выбора чего-то одного из них всё равно не уходим – опять надо в отношении одного и того же выбрать что-то одно: либо утверждение (если человек не человек, то, почему бы ему не быть гребной лодкой?), либо отрицание (если человек не человек, то, почему сразу гребная лодка?) – ведь, если этого не сделать, то варианты «истины» продолжат нелогически и произвольно множиться, и этот маразм станет вообще бесконечным. А если от выбора никуда не уйти, то его надо сделать логически: если сначала предположить, что правильно утверждение «человек – это гребная лодка», то, естественно, правильным останется и отрицание, с которого весь этот цирк начался, т.е. что «человек – это не человек», и тогда у нас получится, что «человек это и человек, и не человек, да еще и гребная лодка» – и всё здесь правильно по отдельности (если верить методу уравнивания утверждений и отрицаний), но вместе собранное не устанавливает никакой истины, т.е. избирать этот вариант нельзя. А если попробовать признать правильным отрицание «человек – это не гребная лодка», то у нас получится, что «человек это и человек, и не человек, и не гребная лодка» – и здесь в прямом сопоставлении видно, что сказать про человека, что «он не гребная лодка», гораздо более допустимо, чем сказать про него же, что «он не человек», и, следовательно, автоматически будет более логично сказать, что «человек это человек», чем то, что «человек – это не человек», потому что, если идея не быть человеку человеком выглядит абсурдно рядом с идеей, чтобы ему же не быть гребной лодкой, то куда абсурднее эта идея выглядит рядом с тем, чтобы человеку не быть человеком. Хотя бы по логическим основаниям. Т.е. даже в этом абсурде логика выводит нас на мысль, что и утверждение и отрицание не могут быть равно истинными – что-то всегда выглядит более правильным.
|
  |
