Аристотель «Метафизика» (выборочные места) 21
|
С другой стороны, если бы были беспредельны по количеству виды причин, то и в этом случае не было бы возможно познание: мы считаем, что у нас есть знание тогда, когда мы познаем причины; а беспредельно прибавляемое нельзя пройти в конечное время.
|
Кроме того, познание было бы невозможно и в том случае, если бы виды причин были беспредельны по количеству: ведь если мы полагаем, что обладаем знанием только тогда, когда знаем причины, то в условиях бесконечного количества причин мы должны были бы честно объявить, что никакая наука ничего не знает, потому что беспредельно прибавляемый состав знаний за счет беспредельного количества причин нельзя усвоить в какое-то конечное время.
|
МЕТАФИЗИКА. КНИГА ТРЕТЬЯ (В). ГЛАВА 2.
|
Далее, следует ли признавать существование только чувственно воспринимаемых сущностей или помимо них также другие? И [если также другие], то имеются ли такие сущности только одного вида или их несколько родов, как утверждают те, кто признает эйдосы и промежуточные предметы, рассматриваемые, по их словам, математическими науками? В каком смысле мы признаем эйдосы причинами и сущностями самими по себе, об этом было сказано в первых рассуждениях о них. Но при всех многоразличных трудностях, [связанных с этим учением], особенно нелепо утверждать, с одной стороны, что существуют некие сущности (physeis) помимо имеющихся в [видимом] мире, а с другой – что эти сущности тождественны чувственно воспринимаемым вещам, разве лишь что первые вечны, а вторые преходящи. Действительно, утверждают, что есть сам-по-себе-человек, сама-по-се-бе-лошадь, само-по-себе-здоровье, и этим ограничиваются, поступая подобно тем, кто говорит, что есть боги, но что они человекоподобны. В самом деле, и эти придумывали не что иное, как вечных людей, и те признают эйдосы не чем иным, как наделенными вечностью чувственно воспринимаемыми вещами.
|
Далее, следует ли признавать существование только чувственно воспринимаемых сущностей, или помимо них есть также и другие? И если нематериальные сущности есть, то они только одного вида, или их несколько родов, как это декларируют те, кто усматривает в составе нематериальных сущностей несколько родов – во-первых, сами идеи, а, во-вторых, некие «математические предметы» (геометрические тела, плоскости и точки), промежуточные между нематериальными идеями и материальными вещами, и, подлежащие теперь, якобы, рассмотрению уже математических наук? В каком смысле мы признаём идеи причинами и сущностями самими по себе, об этом было сказано в первых рассуждениях о них. Но, при всех прочих проблемах этой теории, наиболее нелепо в ней утверждение, что нематериальные идеи тождественны материальным вещам, и разница между ними заключается лишь в том, что нематериальные сущности из мира идей вечны, а материальные сущности физического мира – преходящи. Здесь утверждается, что есть идея человека как такового, лошади как таковой, здоровья как такового, и этим всё ограничивается и ничего не обосновывается, подобно тому, как кое-кем утверждается, что есть боги, но, что они человекоподобны. В самом деле, если, создавая вот таких человекоподобных богов, люди на самом деле просто придумывают вечного человека, то, предлагая платоновские идеи, тождественные материальным сущностям, люди просто утверждают, что нематериальные идеи – это те же самые материальные вещи, но вечные, и не более того.
|
|
Далее, если помимо эйдосов и чувственно воспринимаемых вещей предположить еще промежуточные, то здесь возникает много затруднений. Ведь ясно, что в таком случае помимо самих-по-себе-линий и линий чувственно воспринимаемых должны существовать [промежуточные] линии, и точно так же в каждом из остальных родов [математических предметов]; поэтому так как учение о небесных светилах есть одна из таких наук, то должно существовать какое-то небо помимо чувственно воспринимаемого неба, а также и Солнце, и Лупа, и одинаково все остальные небесные тела. Но как же можно верить подобным утверждениям? Ведь предположить такое небо неподвижным – для этого нет никаких оснований, а быть ему движущимся совсем невозможно.
|
Далее, если помимо идей и чувственно воспринимаемых вещей допустить еще и существование промежуточных математических сущностей, то затруднения только добавятся. Ведь в таком случае получается, что существуют не только нематериальные идеи линий из мира вещей, не только сами эти материальные линии, но еще и некие, промежуточные линии, которые существуют где-то промежуточно – и не в мире идей, и не в мире вещей; и если следовать этой логике, то во всех объектах мира, форма которых содержит в себе линии, точки или элементы геометрических фигур, нам придется допустить наличие реальных, математически, исчислимых, но промежуточных между физическим и идеальным, сущностей; и тогда, если мы возьмем, например, такую науку, полную этих математических предметов, как астрономия, то мы должны вывести существование еще каких-либо промежуточных: неба, Солнца, Луны и всех остальных небесных тел, помимо тех, которые мы видим. Но как же можно верить подобным утверждениям? Ведь предположить такое небо неподвижным нет никаких оснований – если видимое небо двигается, то на основании чего объявлять неподвижным небо промежуточное? Однако быть подвижным промежуточному небу совсем невозможно, ибо природа промежуточных сущностей объявлена их создателями вечной, то есть неизменной и неподвижной.
|
|
