Главная
 |
 |
|||
 |
|
|||
      |
||||
«(Второй) Апокалипсис Иакова» 03
И они нашли его стоящим около колонн храма, около его краеугольного камня. И они решили сбросить его с высоты, и они сбросили его вниз. И они [...] они [...]. Они схватили его и били его, когда тащили по земле. Они вытянули его и придавили ему живот камнем. Они все пинали его ногами, говоря, «Ты грешник!».
Еще раз они подняли его, и поскольку он был еще жив, то заставили его копать яму. Они заставили его встать в нее. Зарыв его по пояс, они стали его побивать камнями.
И он воздел руки и сказал молитву, но не ту что он обычно говорил:»
и т.д.
Здесь вообще произошла или какая-то путаница, или произошла другая путаница, потому что в «апокалипсисе Иакова», который, вроде бы, должен быть написан самим Иаковом, его убийство описывается третьим лицом.
Вот этот рассказ его родственника о том, как Иакова убивали – Иаков сам написал после своей смерти?
Но тогда факт письменного изложения обстоятельств своего собственного убийства после своей собственной смерти требует особого прояснения. И перспективы этих прояснений – безынтересны, потому что показания в этом деле могут считаться верными только от самого Иакова. А нам их не добыть.
А если убийство описал не сам Иаков, а кто-то из его родни, то – на каких правах у кого-то поднялась рука менять содержание «богооткровения»?
А если некая рука на это поднялась, то, тогда вообще непонятно – а, сколько раз она поднялась? Один? Или несколько? И сколько посмертных добавлений живет в этом тексте, который писал Иаков при жизни? И насколько этот текст вообще чист в этом смысле?
Ничего не понятно.
Если этот текст декларируется в качестве апокалипсиса (в качестве богооткровенного видения), но по обыденности его эпизодов это совсем не видение, то, куда нам его относить – к реальности, как это следует из его содержания, или к богооткровению, как это заявлено в его заглавии?
В этой дилемме справедливее было бы отнести его ни туда, ни сюда, а просто к литературе. Но мы же не можем на основании литературы черпать замыслы для реформы христианства!
И даже разговор Иакова с Иисусом, где Христос просто растворяется в воздухе на глазах Иакова – он по тексту тоже начинается со вполне житейской истории, в которой Богородица увещевает Иакова открыть сердце Иисусу. Мирит братьев.
Это – было в видении, или это произошло реально? Опять всё непонятно.
Если примирение состоялось в видении, то подобное событие, конечно же, символично, но это всего лишь примирение, которое состоялось в видении. То есть – это опять же литература снов наяву, потому что в эпизоде не происходит ничего, значащего для христианства больше, чем переживания одного какого-то человека. Личные пути принятия Веры Иаковом не относятся к набору инструментов для перенастройки самой этой Веры.
А если это была реальная история, то это, опять же, не «апокалипсис», то есть не мистическое богооткровение, а всего лишь – литература. Просто литература.
В общем – замкнутый круг.
Но, надо сказать, что история примирения трогает в любом случае – будь она реальной, или, будь она привидевшейся. И даже будь она просто литературой без реального события, она все равно трогает. Здесь у автора получилось.
Но в остальном этот «апокалипсис» не зря так и называется – «Второй», потому что он вторичен первому относительно религиозных концепций.
|
||||
 |
||||
Главная |
При использовании материалов |
|||
