Главная
 |
 |
 |
|
      |
|
Архивы Поребирной Палаты
«Легенда об укосах. Часть III».
Вот что было написано в свитках Болонда (краткий вариант):
В чем поставляем мы для себя главную красоту женщины? Кто-то в лице, кто-то в глазах, кто-то во всём том неуловимом, что есть в облике, а кто-то в том нескромном, что доставляет развлечение мужскому глазу.
В ней всё это было. Она была как цветок. Как маленькая звезда за горой Ут-Халал, как та звезда, которая встает, улыбаясь, над морем.
Когда мой глаз упал на неё, я соединился с радостью…
Но была она из иного укоса!
Она была из укоса Изголовий Небесных, и глаз мой упал на неё, потому что держала она тыкву с огненным нетерпением в очах.
Так тыкву не держат, мне ли это не знать по роду дела моего!!!
И вот когда мой глаз упал на неё, то взошло во мне вожделенье, и руки мои хотели трогать её, но была она из укоса иного!
Из синего бамберека были короткие штаны на ней, и белые кружева на штанах были сбоку.
Узрел я ноги ее до самого верха, и как будто шмели взроились под горлом моим, и стали глаза мои ненасытны, а все кости ослабиели и уронили прочность свою.
Надтреснулся весь дух мой, и не мог я отказаться, чтобы глаза мои не смотрели на неё, потому что смятенье моё было сладким и не стало в мире надо мной такой властности, чтоб смотреть на другое, ибо видел теперь я только её.
А еще, когда упал мой глаз на неё, то вошел в меня страх, как будто снег лег на душу, как будто стала душа как летящая в пропасть.
Но при этом жадно искала грудь моя запаха от неё, а руки мои хотели касаться её.
Но была она из иного укоса!
И потому лишь глазам моим сопричастно могло быть тело её…
…Из синего бамберека были короткие штаны на ней, и белые кружева на штанах были сбоку. И держала тыкву она с огненным нетерпением в очах.
Вдруг, ударила тыкву руками о землю, и подумалось мне, что глаза мои лгут, ибо тыква подбросилась вверх от земли и вернулась в ладони её. И другие подруги её, те, что бегали следом, также тыкву бросали о землю, и отпрыгивал обратно к ним в руки плод, и бросали тыкву не только о землю, но и в руки друг другу, а потом и в корзину, что свисала верху по над их головой, и с весельем кричали, когда попадали туда.
И смутилось сознанье мое, и стало сознанье мое без толку и связи, ибо видел я тело её, и глаза её видел, но иного укоса граница была между нами!
От того, что не мог я пойти и коснуться её, от того помутилось сознанье моё, и стало не властно нормальному ходу событий…
И тогда я назвал её «Чилла», как звезду, что встает, улыбаясь над морем, и которую тайно в себе я всегда называл этим словом, ибо имя такое казалось мне прелестью звука.
Так познал я саму безутешность, и знаю теперь, что кормима она, безутешность, в непроглядных границах тюремных укосов.
И тогда объявил я укосы – тюрьмою!!! -…Ну, и так далее всякое такое подобное нытье Болонда было в этих свитках, я не буду всю эту скуку приводить полностью. В общем и целом решил он уйти в Пустошь, задумав некий фокус, как обмануть укосы. А то, что произошло с ним в Пустоши, чуть-чуть интереснее. Почитаем в следующей части.
|
|
 |
|
Главная |
При использовании материалов |